Беседы с завлитом: Игорь Личадеев
- Игорь Васильевич, вы могли бы назвать себя легкомысленным человеком?
- Нет, наверное. Но вот "глубокомысленным" себя точно не считаю. Я стараюсь быть легкомысленным по отношению к разным жизненным проблемам. С "легкими" мыслями их гораздо проще решать.
- Вас дразнили как-нибудь в детстве, например, из-за высокого роста? (Какой рост у вас?)
- Не дразнили. Я очень хорошо помню: у меня было 2 смешных прозвища, именное и фамильное - "Игреня" и "Лича". В школе меня так постоянно звали одноклассники. Рост свой точно не знаю - где-то 186-187 см.
- Помните свое первое публичное выступление?
- Я тогда учился на первом курсе эстрадно-циркового училища (у П.И.Потороки). На эстрадной площадке парка им. Горького отмечали Праздник Весны. Мы были скоморохами, несли всякую ахинею, зазывали посетителей, развлекали их всякими шутками-прибаутками, да с пристуками, да с прискоками. Конец февраля, мороз - жуткий, а мы - на сцене выплясываем. Но нас не посчитали идиотами, не закидали снежками: замерзшие зрители кутались в шубы, но не уходили, им было интересно, они СМЕЯЛИСЬ. Время тогда было другое - воспоминания о нем у меня самые светлые. С этого и начинается театр. С этого актер начинается.
- Когда удалось первый раз прикоснуться к "высокому" искусству?
- Уже в институте на 2 курсе мы выступали на сцене государственной филармонии. Каждое воскресенье там был студенческий ангажемент: под оркестровую балетную музыку мы с сокурсниками разыгрывали на сцене детские балетные спектакли. У нас были великолепные костюмы, мы сами писали сценарии, помню, я даже поставил один из спектаклей - "Золотой ключик". "Золушку" очень хорошо помню - яркий, волшебный спектакль. Мы тогда все были на одном уровне: я, Игорь Пискунов, Петя Шарипов, Ира Лебсак, Юра Якушев - нынешний директор театра. Мы вместе учились, только они на "драме", а я - на "музкомедии".
- Знаю, вы работали в театре "Бенефис"…
- С первого дня его основания - а это был, по-моему, 1991 год - вплоть до переезда труппы в Россию. Я не был там балован главными ролями, в силу того, что театр был организован для нескольких актеров: Виталия Петрова, Юрия Капустина, Владимира Громовикова, Алены Скрипко… А я был "пришлый". Единственная более-менее крупная роль у меня была в сказке о царе Горохе - я там играл самого царя Гороха. Просуществовав чуть более 3-ех лет, театр получил приглашение в Елец. И на самом жутком рубеже - политическом, экономическом, нравственном - большая часть труппы уехала. Я остался - остался по многим причинам, и, думаю, поступил правильно.
- Расскажите о роли, которую сейчас репетируете? (каюсь, спрашивала про "Иванова" - авт.).
- Если честно, не хочу говорить. Спектакль не может существовать номинально: вроде и утвердили на роль, и текст учу, и репетирую - роли все равно НЕТ. Роль существует тогда, когда она сделана, когда ты ее "родил". Когда выходишь - и живешь. И, главное, когда зритель ее увидел. Для того, чтобы "сделать" роль у артиста должно быть не только желание огромное, но еще и физическое состояние соответствующее. Любое настоящее дело начинается с тяжести, с того, что нужно тяжесть эту "поднять". Поэтому, считаю, о несыгранной роли говорить бесполезно.
- А может, просто сглазить боитесь? Вообще, насколько вы мнительны?
- В какой-то степени я определенно мнительный человек. Да и любой артист, особенно вокалист - мнительность великая. В театральной среде существует масса всевозможных примет, которые распространяются на профессиональную сферу. А голос такая штука - стоит только слегка усомниться в себе, так или заикаться начнешь, или сипеть, или хрипеть, или же он вовсе пропадает. Я думаю, все это у нас на уровне подсознания, самовнушение какое-то. Почему все эти приметы, суеверия на пьяных не распространяются? Потому что хорошая доля спиртного убивает эту мнительность. Все же изнутри, из человека идет.
- Возможно, это неуверенность в себе, в своих силах?
- Знаете, можно быть очень самоуверенным, но глупым человеком, выскочить на сцену, орать, махать руками - но все равно не "взлететь". Артист должен сомневаться в себе - это нормальное состояние, иначе не будет поиска, не будет искусства. У каждого творческого человека свои приемы для того, чтобы найти "свою волну", потому что настрой этот очень важен.
- Как относитесь к ханжеству, ханжам и не замечаете ли у себя подобных "замашек"?
- С возрастом все люди - кто больше, кто меньше - становятся ханжами. Потому что уже и силы не те, и возможности не те, и понимаешь, что лучшая часть жизни прожита. Редкий человек относится к этому философски, принимает, как данность. Это закон человеческой психологии: когда что-то начинает не получаться, никто ведь не винит в этом себя. Он ищет других виноватых. Ими чаще всего становятся более молодые, более перспективные, более удачливые, те, у кого все впереди. У меня, как у каждого человека, бывают в жизни такие моменты, когда невольно начинаешь так думать. Но назвать себя ханжой… Я, во всяком случае, думаю о себе лучше.
- Не возникают ли у вас мысли о несправедливости человеческого общества: одним все - другим ничего?
- Они у каждого человека есть: это называется зависть. А я получаю кайф от того, что я имею. Если же смотреть на это с профессиональной точки зрения - чего лукавить? Предположим, у моего приятеля, с которым мы учились вместе, карьера складывается лучше: ему хлопают громче, ему цветов дарят больше, его принимают теплее - непонятно почему. Конечно, зависть возникает. Но она может быть бесплодная, может превратить человека в скотину, а может подвигнуть к свершениям. Я стараюсь, чтобы в моей жизни - дай Бог - было больше таких действий, меньше мрачных мыслей. Но никто ни от чего не застрахован: величайших людей губила зависть. Если зациклиться на собственном бессилии и начать обвинять всех вокруг в своих неудачах, то этим можно разрушить свою жизнь. Надо держать себя в определенных рамках. Человек должен в любых обстоятельствах оставаться ЧЕЛОВЕКОМ.
- Игорь Васильевич, вы могли бы назвать себя легкомысленным человеком?
- Нет, наверное. Но вот "глубокомысленным" себя точно не считаю. Я стараюсь быть легкомысленным по отношению к разным жизненным проблемам. С "легкими" мыслями их гораздо проще решать.
- Вас дразнили как-нибудь в детстве, например, из-за высокого роста? (Какой рост у вас?)
- Не дразнили. Я очень хорошо помню: у меня было 2 смешных прозвища, именное и фамильное - "Игреня" и "Лича". В школе меня так постоянно звали одноклассники. Рост свой точно не знаю - где-то 186-187 см.
- Помните свое первое публичное выступление?
- Я тогда учился на первом курсе эстрадно-циркового училища (у П.И.Потороки). На эстрадной площадке парка им. Горького отмечали Праздник Весны. Мы были скоморохами, несли всякую ахинею, зазывали посетителей, развлекали их всякими шутками-прибаутками, да с пристуками, да с прискоками. Конец февраля, мороз - жуткий, а мы - на сцене выплясываем. Но нас не посчитали идиотами, не закидали снежками: замерзшие зрители кутались в шубы, но не уходили, им было интересно, они СМЕЯЛИСЬ. Время тогда было другое - воспоминания о нем у меня самые светлые. С этого и начинается театр. С этого актер начинается.
- Когда удалось первый раз прикоснуться к "высокому" искусству?
- Уже в институте на 2 курсе мы выступали на сцене государственной филармонии. Каждое воскресенье там был студенческий ангажемент: под оркестровую балетную музыку мы с сокурсниками разыгрывали на сцене детские балетные спектакли. У нас были великолепные костюмы, мы сами писали сценарии, помню, я даже поставил один из спектаклей - "Золотой ключик". "Золушку" очень хорошо помню - яркий, волшебный спектакль. Мы тогда все были на одном уровне: я, Игорь Пискунов, Петя Шарипов, Ира Лебсак, Юра Якушев - нынешний директор театра. Мы вместе учились, только они на "драме", а я - на "музкомедии".
- Знаю, вы работали в театре "Бенефис"…
- С первого дня его основания - а это был, по-моему, 1991 год - вплоть до переезда труппы в Россию. Я не был там балован главными ролями, в силу того, что театр был организован для нескольких актеров: Виталия Петрова, Юрия Капустина, Владимира Громовикова, Алены Скрипко… А я был "пришлый". Единственная более-менее крупная роль у меня была в сказке о царе Горохе - я там играл самого царя Гороха. Просуществовав чуть более 3-ех лет, театр получил приглашение в Елец. И на самом жутком рубеже - политическом, экономическом, нравственном - большая часть труппы уехала. Я остался - остался по многим причинам, и, думаю, поступил правильно.
- Расскажите о роли, которую сейчас репетируете? (каюсь, спрашивала про "Иванова" - авт.).
- Если честно, не хочу говорить. Спектакль не может существовать номинально: вроде и утвердили на роль, и текст учу, и репетирую - роли все равно НЕТ. Роль существует тогда, когда она сделана, когда ты ее "родил". Когда выходишь - и живешь. И, главное, когда зритель ее увидел. Для того, чтобы "сделать" роль у артиста должно быть не только желание огромное, но еще и физическое состояние соответствующее. Любое настоящее дело начинается с тяжести, с того, что нужно тяжесть эту "поднять". Поэтому, считаю, о несыгранной роли говорить бесполезно.
- А может, просто сглазить боитесь? Вообще, насколько вы мнительны?
- В какой-то степени я определенно мнительный человек. Да и любой артист, особенно вокалист - мнительность великая. В театральной среде существует масса всевозможных примет, которые распространяются на профессиональную сферу. А голос такая штука - стоит только слегка усомниться в себе, так или заикаться начнешь, или сипеть, или хрипеть, или же он вовсе пропадает. Я думаю, все это у нас на уровне подсознания, самовнушение какое-то. Почему все эти приметы, суеверия на пьяных не распространяются? Потому что хорошая доля спиртного убивает эту мнительность. Все же изнутри, из человека идет.
- Возможно, это неуверенность в себе, в своих силах?
- Знаете, можно быть очень самоуверенным, но глупым человеком, выскочить на сцену, орать, махать руками - но все равно не "взлететь". Артист должен сомневаться в себе - это нормальное состояние, иначе не будет поиска, не будет искусства. У каждого творческого человека свои приемы для того, чтобы найти "свою волну", потому что настрой этот очень важен.
- Как относитесь к ханжеству, ханжам и не замечаете ли у себя подобных "замашек"?
- С возрастом все люди - кто больше, кто меньше - становятся ханжами. Потому что уже и силы не те, и возможности не те, и понимаешь, что лучшая часть жизни прожита. Редкий человек относится к этому философски, принимает, как данность. Это закон человеческой психологии: когда что-то начинает не получаться, никто ведь не винит в этом себя. Он ищет других виноватых. Ими чаще всего становятся более молодые, более перспективные, более удачливые, те, у кого все впереди. У меня, как у каждого человека, бывают в жизни такие моменты, когда невольно начинаешь так думать. Но назвать себя ханжой… Я, во всяком случае, думаю о себе лучше.
- Не возникают ли у вас мысли о несправедливости человеческого общества: одним все - другим ничего?
- Они у каждого человека есть: это называется зависть. А я получаю кайф от того, что я имею. Если же смотреть на это с профессиональной точки зрения - чего лукавить? Предположим, у моего приятеля, с которым мы учились вместе, карьера складывается лучше: ему хлопают громче, ему цветов дарят больше, его принимают теплее - непонятно почему. Конечно, зависть возникает. Но она может быть бесплодная, может превратить человека в скотину, а может подвигнуть к свершениям. Я стараюсь, чтобы в моей жизни - дай Бог - было больше таких действий, меньше мрачных мыслей. Но никто ни от чего не застрахован: величайших людей губила зависть. Если зациклиться на собственном бессилии и начать обвинять всех вокруг в своих неудачах, то этим можно разрушить свою жизнь. Надо держать себя в определенных рамках. Человек должен в любых обстоятельствах оставаться ЧЕЛОВЕКОМ.
